Если опросить широкую публику, с целью выяснить, каково её понимание использования лесов для защиты от глобального потепления, то выяснится, что под этим использованием она понимает сохранение лесов в их самобытности и неприкосновенности. Запретить т.е. надо какую-либо рубку лесов.

Если спросить специалиста-«киотчанина», что понимает он, то окажется, что он понимает – насаждение лесов там, где они в исторический период времени не росли или были безвозвратно вырублены. Причём дальнейшая судьба насаждённых лесов этого специалиста практически не интересует.

Резон есть. На квадратном метре площади лес аккумулирует большое количество углерода.

Да вот беда, на тех площадях, где издавна лес рос, он либо и так стоит стеной, либо вырублен, но земли эти в ином хозяйственном обороте. А если где лес не рос никогда, то вырастить его там или вообще невозможно (без каких-то радикальных мер, о которых публика и подумать побоится) или очень сложно и дорого.

Мнение широкой публики заслуживает отдельного внимания. Дело в том, что если сохранять леса в их неприкосновенности, то не избавят нас эти леса ни от одного килограмма СО2, содержащегося в атмосфере. Всё просто. В том лесу, где ягода-малина, и по которому приятно совершать пешие прогулки, судьба любого дерева очевидна: некоторое время дерево растёт, поглощая из атмосферы СО2, потом не растет, а просто стоит и живет, роняя в установленные сроки листву, хвою, мелкие ветки, потом погибает и падает. Лет через шестьдесят-семьдесят от его ствола нельзя найти уж и следов, а через 90-100 не отыщутся следы его корней даже на большой глубине. Всё верно: чередование влажности и сухости — самое губительное для древесины — делает своё дело. Древесина перегнивает и отдаёт весь некогда поглощённый СО2 обратно в атмосферу.

— И что же, — спросите Вы, — древесина, и вообще биологические остатки не могут переходить в ископаемые продукты? А как же каменноугольный период?

— Хороший вопрос. И понятно, какими соображениями он продиктован. Очень логичными соображениями. Представим, что на некотором квадратном километре растёт лес. Старый заповедный лес. Дополнительного углерода из атмосферы он давно уже не извлекает. Но аккумулировал и динамически удерживает в процессе своей жизнедеятельности довольно большое его количество. А на глубине несколько сот метров под поверхностью этого квадратного километра находится угольный пласт. Предположим, 8 метров. (В Кузбассе бывали угольные пласты толщиной 17 метров, в Донбассе разрабатывались толщиной 0,7 метра). Можно сравнить количество углерода, сосредоточенного в угольном пласте с количеством, аккумулированным живущим лесом. А ведь бывает не один пласт, как правило, а угленосная толща с километр, где пласты чередуются как в сэндвиче с пустой породой. И станет ясно, сколь жалко и убого аккумулирование углерода живым лесом в сравнении с аккумулированием в ископаемых формах. Люди уже множество лет занимаются разработкой подобных угольных пластов, месторождений нефти, газа, сланцев, торфа – т.е. ископаемых углеродсодержащих продуктов, которые по запасам углерода на единицу поверхности, под которой находятся, в разы и даже на порядки превосходят запасы углерода, которые на такой же поверхности может динамически аккумулировать живой лес. Анекдотичность атмосфероочистных надежд на лес не заметить трудно: хотим разработать угленосную толщу, добыв из-под каждого квадратного метра тонны, а то и десятки тонн угля, а потом насадить лес, квадратный метр которого удерживает 10 кг углерода, и считаем, что так и было.

Потому и бьётся мысль в одну и ту же глухую стену: как же, ну как же переводить органику в ископаемые углеродсодержащие продукты???

Для того чтобы то, о чём мы говорим, перешло в ископаемые углеродсодержащие продукты, оно должно попасть в анаэробные условия, т.е. в условия, при которых полностью или в основном происходит разложение (гниение) органики не на основе окисления кислородом, ввиду недостатка или полного отсутствия последнего. Одним из компонентов процесса такого разложения морской органики (она в основном животного происхождения) является сульфат-редукция. В результате такого разложения происходит выделение некоторых газов, но сохраняются и остатки, богатые углеродом. В природе такие условия создаются на дне некоторых водоёмов. В частности болот. Анаэробные условия на дне Черного моря. Кое-где на дне Балтийского. В Карибском, полузамкнутом море есть место, где наличествуют анаэробные условия – желоб Карьяко (возможно и в желобе Кайман). Вот это и есть настоящие легкие планеты.

Интересно, что наличие анаэробных условий определяется не единственно гидрофизическими свойствами водоёма, потому что приток кислорода на дно любого водоёма есть, уж хотя бы в результате диффузии. Наличие анаэробных условий определяется соотношением условий водоёма и продуктивности биоты, которая снабжает его дно органическими остатками. Возможно, в водоёме практически стоячая вода. Но в силу недостатка веществ, необходимых для сколь-нибудь продуктивной биоты, на дне его аэробные условия. Случайно попавшая в него небольшая порция органики перегниёт аэробно, без остатка. В другом водоеме наличествует движение воды, но биота очень продуктивна. На дне анаэробность.

В школе нам говорили, что в каменноугольный период накапливался ископаемый углеродсодержащий продукт, потому что продуктивность лесов была очень высока. Но думаю, что и тогда не без болот. А болот в силу очень большой влажности климата тогда было много.

Как же относиться к лесам? Их надо рубить! Рубить и тут же сажать вновь! Надо использовать древесину таким образом, чтобы изделия из неё были предназначены для длительной службы. Надо максимально вернуть древесину в строительство. Проекту дома, в котором применяется много древесины нужно отдавать предпочтение. И платить за него по Киото. Будет спрос на древесину – посадят новый лес и без киотской премии. Да здравствуют деревянные перекрытия, полы, двери и оконные рамы! Тот, кто не заменил деревянные рамы на металлопластиковые – молодец. Уважаю. И не надо думать, что металлопластиковые рамы и двери находятся в русле экологической задачи. При выплавке алюминия применяются графитовые электроды. Количество выбрасываемого СО2 велико. Да и полимер поверхности – из ископаемых углеродсодержащих.

Надо найти максимально продуктивные породы деревьев. Для условий Ростовской области самым продуктивным деревом считается тополь. Да, продуктивен. Но есть и иные виды. Здесь самопроизвольно растет дерево, именуемое в народе вонючка. Проклюнувшись весной, к концу осени это дерево достигает трёхметровой высоты. Недавно я рубил такое дерево. Его годичные кольца толще сантиметра (до двух).

По науке это дерево называется «сумах оленерогий» или «уксусное дерево». Оно красиво и необычно

И не верьте словарям и энциклопедиям, что это дерево высотой 10-12 метров.

На фотографии видим ствол сумаха, растущего в дендропарке Александрия, заложенном Екатериной II возле города Белая Церковь (Украина). Высота этого сумаха 28 метров (девятиэтажка). Да, рядом есть тополя высотой 35 и 40 метров. Но этот сумах чуть моложе.

У сумаха есть замечательные особенности. Вокруг него всегда много корневых побегов на достаточно большом от основного ствола расстоянии. Если срубить основной ствол, эти побеги, видимо, используя корневую систему родительского ствола, растут с колоссальной скоростью, до среднего размера в этом явно опережая тополь. Через 7-8 лет на месте срубленного леса сумахов будет стоять почти такой же без всяких восстановительных работ. Кора сумаха существенно тоньше, чем у тополя, ветвится он на большой высоте. Ствол его ровный. Он очень технологичен.

Наткнувшись на столь высокую продуктивность и иные привлекательные качества не грех бы и селекцией его заняться, с целью продвижения на север (на широте Москвы сумах слегка подмерзает) и дальнейшего повышения продуктивности.

— Заниматься селекцией дерева на древесину? Не чушь ли?

— Не чушь. Канадцы провели селекционную работу с тополем на предмет повышения продуктивности. Результаты впечатляющие.

Да, у сумаха, как и у тополя и как, видимо, у любого быстрорастущего дерева есть недостаток: рыхлая, непрочная, недолговечная (в условиях колебаний влажно – сухо) древесина. Но так ли уж бесперспективна для использования эта древесина?..

В строительстве находят всё большое применение пластмассы. Виниловый сайдинг в США с 1959 года. В России уже лет 20. Под углом зрения Глобального потепления явление это отрицательное: углеродная основа этого материала извлечена из ископаемых форм. Традиционная, обычная деревянная вагонка не в пример экологически лучше: её углерод извлечён из атмосферы. Деревянная вагонка плоха в ином: в силу гигроскопичности и анизотропии вагонка очень плохо держит краску, растрескивается, коробится. А не будучи покрашенной, быстро приобретает неэстетичный серый цвет и служит недолго. Сагитировать потребителя на применение традиционной, деревянной вагонки вместо винилового сайдинга не удастся. Да и польза экологическая не велика, коль срок службы короток. Напрашивается компромиссное решение. Один из вариантов имеет уже достаточно давнее, хоть и не широкое применение. Это древесно-полимерный композит – ДПК. http://ru.wikipedia.org/wiki/Древесно-полимерный_композит. Применение ДПК могло бы быть шире, если бы экологическая общественность в своё время увидела экологический смысл ДПК в сравнении с чистым винилом.

Но видится решение лучше ДПК: это древесина, пропитанная полимером. Хочется назвать деревянно-полимерным композитом (ДерПК). Опыты в направлении таких материалов проводили ещё в шестидесятых-семидесятых годах советские школьники. Есть недавно запатентованные методы http://www.freepatent.ru/patents/2309836. Рационально, ибо не лишает материал собственной прочности древесины, не перекладывает механические нагрузки полностью на плечи полимера. А это даёт возможность не опасаться старения последнего. Древесина, пропитанная полимером, в отличие от непропитанной, наверняка хорошо работает не только на растяжение, но и на сжатие, и более устойчива (сопромат) в длинных стержнях. Пусть же станет «ещё более композитом»: армируем поверхность ДерПК бруса стеклотканью (с деревянными хоккейными клюшками так давным-давно поступают). Такой брус окажется существенно прочнее, чем железобетонный при условии равенства веса погонного метра. И долговечность его окажется достаточной, чтобы о ней не размышлять. Так можно изготавливать перекрытия зданий, брусья для железнодорожных стрелочных переводов и т.п. Теперь обращаем внимание, что рыхлая древесина тополя и сумаха более пригодна для пропитки полимером, чем плотная, с каналами, забитыми собственной смолой, древесина сосны.

Тогда ну её к чёрту, эту медленно растущую на непролазно-бездорожном севере сосну. Экономически и экологически правильнее быстро выращивать тополь и сумах в освоенных, с дорожной сетью районах средней полосы Европейской части России.

А вот в тех местах, о которых есть подозрение, что посаженное здесь дерево после его максимального роста срубят и сожгут, просто так сожгут или вывезут на свалку, а не используют на бумагу и изделия (на газонах городов), надо сажать даже не тополь, а медленно растущий дуб. Боже мой, насколько сократятся в этом случае расходы на опиливание веток. Сколько автомобилей не пострадает от падения на них крупных веток во время сильного ветра (тополь непрочен, дуб – как железо).

Впрочем, сжигать древесину можно. И нужно. Но только в том случае, если её сжигание утилитарно и заменяет собою сжигание ископаемого топлива.

Однако думаю, энергетическую проблему мы с Вами решим, а задача извлечения СО2 из атмосферы может ещё долго сохраняться, поскольку выпустили в неё СО2 уже много.

Куда ж девать отслужившую своё древесину, если её сжигание совсем потеряет древний экономический смысл? Захоранивать там, где она окажется в анаэробных условиях…

Но всё это дорого, дорого, дорого… Здесь масса труда, в том числе тяжелого ручного.

Что ж, возвращаемся к океану.